– Что же это за зверье такое? – растерянно прошептал Сиг.

– Ну! – подал команду Саш.

Шесть наконечников распороли грудины и пасти шестерым тварям. Еще одна закрутилась, пытаясь выгрызть из плеча стрелу. Три пролетели в прыжке над копьями, но до цели добралась только одна, перебила горло Сигу.

– Эх, тебя мне надо было держаться, парень! – прохрипел, умирая, бородач.

Зверь был опасен в прыжке, весом способен убить, а когда первая атака захлебнулась, тут уже пришлось и на ноги вскочить, клинком помахать. Еще девятерых порубили на части, прежде чем остальные ушли в холмы. Всех последних потерь оказалось двое – Сиг и Салес, да и то потому, что бывший погонщик рекрутов так и не отполз в сторону, когда падальщики пошли вперед. Вук отрубал Салесу голову и конечности с диким хохотом. И почти сразу со стороны шатра раздался тоскливый вой. Сикис дул в изогнутую трубу.

– Оружие собрать! – вдруг начал командовать Чирки. – И если нам сейчас не дадут пожрать, я ничего не понимаю в войнах!

Еды дали вволю. Толстяк дарджинец окинул взглядом неполную дюжину «отребья», пнул ногой бочку с едкой жидкостью, заговорил на ломаном ари:

– У нас тут кровавого поноса не бывает. Мастер лиги – зверь, но о воинах не забывает. Здесь жестяные тарелки. Еда один раз в день, наедаться впрок. В котел дрянь не бросаю: и мастер, и вармики едят из общего котла. Так что, если кто к человечине привык, придется отвыкать. Зерно и конина, даже с солью. Сожрал пайку не сожрал, а тарелку вылизать – и обратно в бочку. Прислугу не держим. Вода вон в той бочке. Грязные рожи в нее не окунать, черпак рядом. – И добавил уже на бадзу: – Все одно сдохнете все. Все мы тут сдохнем…

Саш вслед за остальными выудил из бочки жестяную тарелку, которую словно скомкали в гармошку, а потом небрежно выпрямили молотком, получил горячий комок разваренного зерна с мясом и съел его без остатка.

– А жизнь продолжается! – довольно заявил Чирки, бросая вылизанную тарелку обратно в бочку. – Смотри-ка, у них тут и питьевая вода настояна на пыльнике. У кого понос, радуйтесь, перестанете в штаны гадить!

Саш глотнул теплой, противной воды, зачерпнул еще, попытался вымыть руки, умыться.

– Ты еще стирку тут устрой! – раздался над ухом горячий шепот.

Баюл сосредоточенно уминал свою порцию каши.

– Повезло мне, – пробубнил банги с набитым ртом. – Не знаю, как дальше сложится, а Сабл доволен. Сейчас займусь спинами остальных вармиков. Правда, не знаю, как с Сикисом справлюсь. У него ж не спина, а стена! Меня поперек класть можно. Конечно, я попутно подколдовываю немного, вот только… – он заговорщицки повертел головой, – понятия не имею, как мы отсюда живыми выберемся. Хотя Сабл сказал, что ты выживешь! Что ты там устроил-то? Я-то не полез на гребень, меня вармик заставил кирасу чистить.

– Ничего, – присел на камень Саш, чувствуя непривычную, почти неприятную сытость. – Помахал немного мечом. Удовольствия никакого не получил.

– Какое уж тут удовольствие! – закивал Баюл. – Я так понял, вы теперь вроде как новой четвертой дюжиной у Сабла стали? И то непонятно, что за вармы такие: по четыре – по восемь дюжин. Убыль тут в «отребье» просто страшная! Старшим у вас Чирки назначили, но ты у Сабла на особом счету. Он с Бриухом на дюжину золотых поспорил, что ты срубишь его Манка.

– Какого Манка? – нахмурился Саш.

– Как – какого? Не помнишь, что Мантисс крикнул? Который Сиггрида зарубил! Да тут все, кого я слышал, только и говорили, кто из вас кого порубит. Знаешь, все на Манка ставят. Он у них тут зверем слывет.

– Покажешь, – кивнул Саш.

– А чего показывать? – удивился Баюл. – Как увидишь лысого верзилу, которому по грудь будешь, так и знай: Манк он и есть!

– Хватит болтать! – зарычал над ухом Чирки. – На гребень бегом! Сабл говорить будет.

Сабл прохаживался перед одиннадцатью воинами, замершими на гребне вала, молча. Брезгливо поморщился перед одноруким Чирки, остановился перед Сашем.

– Что за меч? – наконец спросил, высверливая серыми глазами эмоции на лице Саша.

– Обычный меч, – спокойно ответил Саш. – Наговор от нечисти и неплохая сталь.

– Неплохая? – усмехнулся Сабл. – А если сойдется с хорошим лезвием, с жилой из фаргусской меди, выдержит?

– Зачем же сходиться с хорошим лезвием? – спросил Саш. – Сходиться надо с головой, рукой, ногой противника.

– Умник? – зло оскалился Сабл. – Готовься. Время придет, схватишься с бешеным Манком. Он вчера только пришел, но бьется хорошо. Срубишь его, золотой твой. Не срубишь, прощайся с жизнью. Я уж об этом позабочусь. Свач!

– Здесь я! – сорвался с места худой анг с секирой на плече.

– Принимай четвертую дюжину в наш варм. Объяснишь, что к чему, пошлешь шестерых вперед. Варево наконец доставили. Чтобы к ночи все было готово.

– Сделаю, вармик! – усмехнулся анг, прижимая ладонь к груди.

Звякнули пук причудливых бус и не менее полутора дюжин амулетов на шее Свача. Качнулись серые кольца в ушах. Запястья, щиколотки, пальцы – все было покрыто браслетами, кольцами, перстнями. Там, где между железом и камнями проглядывала кожа, темнели тщательно выписанные знаки. Каждый из амулетов мерцал тем или иным светом, но все вместе они создавали такую какофонию взаимоисключающих наговоров, что Саш даже зажмурился. В довершение к секире в руках анга на его поясе висела изогнутая сабля, ножны которой тоже сплошь покрывали амулеты. Свач проводил взглядом Сабла, обернулся к застывшим перед ним новичкам, презрительно сморщил нос:

– Нечего глаза пялить на мои амулеты. Я из ангов, с духами и судьбой привык дружить. Смотреть мне в рот, повторять ничего не стану. На бастионах три варма. Все неполные. Первый варм держит Сикис. У него осталось восемь полных дюжин. Его полоса вдоль реки, там мертвяки бьют реже. Второй варм за Бриухом. У него десять дюжин. За ним дорога, ему и все пополнение, кроме вас. У него и потери больше. Наша сторона вдоль холмов. Ваша дюжина будет четвертой. Что еще интересует?

– Делать-то что? – осторожно подал голос Чирки.

– Скажут рубить – руби, – мрачно ответил Свач. – Скажут, кость грызи – будешь грызть. Скажут, снимай порты – снимай, нагибайся и жди. Подыхать мы сюда назначены.

– А мне так кажется, что представления устраивать, – подал голос Саш.

– Любишь представления? – усмехнулся Свач. – Я вот тоже люблю. Посмотрю, как Манк снесет твою башку.

– Что-то трупов многовато для представлений! – подал голос Вук.

– Многовато? – задумался Свач. – Варева неделю не было, вот и скопилось! Ничего, сегодня подчистим. Только не думайте, что мы тут долго стоять будем. Таких рубежей уже с дюжину оставили! Раз в несколько дней из-за острога сила немалая валит. Вас это дергать не должно, главная битва под городом будет! А сдохнем, значит, так надо. Лига отребья уже раза четыре полностью сменилась! Один мастер только несменный. Да вот и я… уцелел.

– Чего ж мастер из шатра-то не выходит? – поинтересовался лысый васт.

– Если горячо станет, выйдет, – хмуро бросил Свач, шагнул в сторону, но обернулся: – Однорукий! Иди к кухне, повар выдаст варево. Да возьми пятерых с собой. Наша полоса полварма локтей. Собирать мясо в кучи. От кучи до кучи дюжина шагов. На каждую кучу плеснуть варева, да много не надо, по чашке хватит. Вечереет уже, зажигать сам будешь. Да факел, факел не забудь!

Алатель опустился к отрогам Плежских гор, затем скользнул за них. С востока наползли тучи, и над дорогой из Ари-Гарда к крепости Урд-Ан сгустилась темнота. Пылающие костры из полуразложившейся или свежей плоти только уплотняли ее. Наверное, если бы Саш лежал на траве и смотрел в серое небо, он мог бы подумать, что впечатлений слишком много для одного дня, но он сгибался, поднимал отрубленные руки или ноги, бросал их в кучи, шел дальше, снова нагибался, снова бросал, и мыслей в голове почти не было. Как и во время схватки. Впрочем, разве могло быть иначе? Разве он задумывается, как дышит, как идет, как жует пищу? Ко всему можно привыкнуть. Ко всему, кроме пустоты внутри, которая обжигает холодом.